Поиск
Показаны результаты для тегов 'лирика'.
Найдено: 1 результат
-
Мазманян Валерий Григорьевич родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего. В 1975 году закончил Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков. Живёт в Москве. Работает в ГБОУ Школа № 1912. Автор книги «Не спросишь серых журавлей». Зорька вытянет ленточку алую По весне на душе куролесица, что ей волос седой и года, если звёздочку ковшиком месяца так легко зачерпнуть из пруда. Синева заполощется флагами, от печалей любовь отлучит, как зима уходила оврагами, запоют свою песню ручьи. Даже самая мелкая лужица воробьям голубая купель, не грустить и чуть-чуть поднатужиться, чтобы встретить улыбкой апрель. Зорька вытянет ленточку алую... в тишине предрассветных минут поцелую я руку усталую за душевный покой и уют. И утром солнце поцелует тополь в темя Начинать сначала поздно и на круг не хочешь новый, и в пыли остался звёздной месяц брошенной подковой. Ветка в облако врастает и ложится тенью синей, жизнь, конечно, не простая - на ладони столько линий. Улыбнись - и утром солнце поцелует тополь в темя, в снах красивых остаётся золотое наше время. Не вздыхай, что годы мимо и стареть не так уж просто... для того большие зимы, чтобы мы ценили вёсны. А верба ниточками ветки сшивает облаков лоскутья Тянусь душой к глубинке русской и в январе, и летом красным, где пьют берёзы воздух вкусный, и искорки синиц не гаснут. Тянусь туда, где наши предки ходили в церковь по распутью, а верба ниточками ветки сшивает облаков лоскутья. Пройдёшь пустое редколесье, тропа тебя выводит в поле, где хорошо идти под песню и примерять любые роли. Ни суеты и ни печали, и нет с собой сердечных капель... и солнце бледное качает сосна в большой мохнатой лапе. А на подъём душа легка и палая листва Осенний день сегодня хмур, но снега нет пока, из лужи дворник на бордюр сметает облака. Природу зря не упрекай за то, что ты устал, а на подъём душа легка и палая листва. Немало было на веку, но снова в хмари ждёшь, что разлинует под строку окно весенний дождь. Поднялся голубь выше крыш - и горизонт осел... смеясь, о чём-то говоришь, и день не пуст совсем. Рябины кисть и снегири целованы зарей Под вечер клён на костыле морозами пугал, на чистой белой простыне уляжется пурга. И пять берёзовых свечей осветят грани крыш, вчерашний день до мелочей сегодня повторишь. Повиснет веток бахрома за складками гардин, большая долгая зима страшна, когда один. А время, что ни говори, то миг, то век - порой... рябины кисть и снегири целованы зарей. Осень берёзовой люстрой сумрак осветит ночей Бликами жёлтые листья с ивы - на дремлющий пруд, алость рябиновой кисти скоро дожди расклюют. Годы осыпались галькой на перепутье версты, две любопытные галки свитки считают листвы. Серые будни и морось не превратятся в печаль, ливень серебряный волос вновь распустил по плечам. Не торопи, если грустно, время прилёта грачей... осень берёзовой люстрой сумрак осветит ночей. В небе белую пену гуси взбили крылом Ни разбитое блюдце, ни себя не жалей, листья-бабочки бьются в паутине дождей. Под ночное стаккато вспоминай, как любил, капли летних закатов стынут в гроздьях рябин. Не оставишь всё прежним - без тоски погрусти, серебро не удержит лист кленовый в горсти. И прими перемену и в судьбе, и в былом... в небе белую пену гуси взбили крылом. И гроздья спелые калины до жара солнце раскалило Ещё не гонит осень лето, и тень плетёт узор из света, и гроздья спелые калины до жара солнце раскалило. Потом слова и взгляд усталый, и утром в синеве растает вчерашний день, косяк гусиный и то, что у судьбы просили. Не проживёшь ушедшим маем - грустим, горюем понимаем, слеза заката каплей алой на куст шиповника упала. Душа не знает, что удержим мольбой, молчанием, надеждой... и переплёт оконный крестит не сумерки, а тех, кто вместе. Рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны Час сумерек - отдых короткий, успей досмотреть свои сны, пока рыжий месяц бородкой прижался к макушке сосны. Когда от бессонницы горькой сбиваются простыни в ком, смотри, как на пламени зорьки сгорает звезда мотыльком. Пусть время и славится прытью, а осень любви не по мне... июль позолоченной нитью узоры плетёт на стене. Небо через веток сито цедит в лужи синеву Мать-и- мачеха в овраге, грач во фраке - важный лорд, лист исписанной бумаги принял нашу грусть на борт. Накопилась лет усталость, не смахнуть рукой, как пыль, а кораблик поднял парус, покачнулся и поплыл. Голуби за нами - свитой, сон январский наяву - небо через веток сито цедит в лужи синеву. Время - это миг, по сути, встал малыш - старик присел... а любовь и вёсны крутят наших судеб карусель. Шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим Ушёл февральский день в потёмки, утешил истиной расхожей, и шлейфом белая позёмка тянулась за ночным прохожим. Качали ветки сумрак вязкий, где сеял снег фонарь сквозь сито, твоей душе хотелось сказки, а не обыденности быта. Молчали оба и попутно теней смотрели пантомиму, и знала ты - проснёшься утром и смутным сном припомнишь зиму. Рассветы зазвенят ручьями, напрасно хмурилась сердито... и старый клён, скрипя плечами, дотащит солнце до зенита. Берёза прятала колени от жёлтых взглядов фонаря Узоры наносили тени на холст белёный февраля, берёза прятала колени от жёлтых взглядов фонаря. А ветка клёна через серость тянула тоненькую нить, и было грустно, и хотелось о тёплом лете говорить. Трамвая скрип, прохожих топот и поцелуи у перил, под ореолом солнца тополь над нами золотой парил. И поднимался столбик ртутный, и уносил тоску ночей... узнал сугроб морозным утром - в его груди стучит ручей. А звёздная пыль превращается в хлопья Закатное солнце окрасило охрой соседнего дома последний этаж, без свежего снега сугробы усохли и портят красивый январский пейзаж. У окон к пяти появляется вечер, и тени спешат поудобнее лечь, сдувает в заснеженном скверике ветер пылинками звёзды с берёзовых плеч. В домашнем тепле разговор не торопим, без грусти припомнится, что утекло, а звёздная пыль превращается в хлопья и стайками бабочек бьётся в стекло. Сугробы к земле прижимаются грудью, ночные метели поют про любовь... и утром на белом напишутся судьбы затейливой вязью глубоких следов. Белыми нитками снега осень сошьёт вечера В парке печалится ясень - сумрак, аллеи пусты, ворон в монашеской рясе свитки считает листвы. Время устало от бега - всё по часам, как вчера, белыми нитками снега осень сошьёт вечера. В памяти жухлых растений солнце, дожди, синева, я по разлукам рассеял горькие наши слова. Станешь зимующей птицей - чувства былые вернём... знает душа, чем роднится ветреный март с ноябрём. Букетик астр в стеклянной вазе Осветит хмурый день не солнце, берёза - язычками свеч, ветрам с утра уже неймётся стряхнуть листву с кленовых плеч. Дубы, мерцая старой бронзой, прозрачность сторожат аллей, на разговор потянет слёзный - и укори, и пожалей. Рябины гроздь на голой ветке и окна цвета янтаря дожди рисуют на виньетке в открытой книге октября. Букетик астр в стеклянной вазе хранит тепло любимых рук... и ты не верь избитой фразе, что жёлтый - это цвет разлук. С тобой напишем после запятой В листве берёзы больше желтизны, в осенних днях немного новизны, дожди с утра вечерний сумрак ткут и цену поднимают на уют. Поплачься, только в память не неси больной румянец на щеках осин, свои печали, голой ветки дрожь, цветок увядший и чужую ложь. Когда грустишь со мной поговори, как капли солнца цедят фонари и как красив на вид со всех сторон, отлитый октябрём из бронзы клён. Дорожки стелет палая листва, со временем всё станет на места... с тобой напишем после запятой - не осень жизни, возраст золотой. Сусальным золотом берёзы покрыли мокрые аллеи За улетевшими стрижами на тёплый юг собрались гуси, и дождь в осенние скрижали вписал строку о нашей грусти. Вставляет утро в рамки окон свои неброские пейзажи, печали разошлись по строкам, надежды остаются блажью. А журавли, срывая голос, опять наобещают встречи, лучом закатным гладиолус осветит бесконечный вечер. Мы, как несрезанные розы, роняя лепестки, сомлели... сусальным золотом берёзы покрыли мокрые аллеи. Мы - две паутинки в осеннем саду Сложились недели - и август прогнал нас снова на те же круги, и жёлтые ветки - последний загар - на плечи берёзы легли. А листья на крик журавлиный спешат, взлетают и падают ниц, потянется в небо и вспомнит душа - она из зимующих птиц. Поплачься - сегодня с судьбой не в ладу, молчанием нас не трави, мы - две паутинки в осеннем саду - спасёмся на ветке любви. Морщинки печали и наши лета про чувства угасшие лгут... монетку луны на удачу ветла бросает в темнеющий пруд. Голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда Метёт метель вторые сутки, от серых дней срываясь в крик, увидишь - на синичьей грудке навек остался солнца блик. Сугроб у наших окон пухнет, к худой берёзе льнёт плечом, вечерний разговор на кухне о сокровенном, ни о чём. Не знают, падая снежинки, их воскрешение - вода, и голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда. Неделя-две и все ракиты напьются серебра реки... как наши судьбы перевиты, узнай касанием руки.
